Антология поэзии Русского Зарубежья - Вернуться в Россию стихами (вып. 2) - Белый цветок на черной земле (М.Терехова, Э.Марцевич, реж. А.Николаев, 1989)

Вернутся в Россию стихами

антология поэзии русского зарубежья


ПЛАСТИНКА 2

БЕЛЫЙ ЦВЕТОК НА ЧЕРНОЙ ЗЕМЛЕ

Сторона 1

М Цветаева (1892— 1941)
Есть час на те слова...
Руки — и в круг...
Дабы ты меня не видел…
Родина
О, слезы на глазах!..

Г. Раевский (1897 – 1962)
Как в этой жизни бедственной и нищей…
Ты думаешь: в твое жилище—

Д. Кленовский (1893 - 1976)
Долг детства моего

A. Присманова (1898 — 1960)
Лошадь

И. Кнорринг ( 1907 — 1943)
Я — человек второго сорта…

О. Анстей (1912 – 1985)
Я примирилась, в сущности, с судьбою…
Когда весь дом причёсан и умыт…
Весь в нетерпении въездной уборки…
Девочка

Л. Червинская (1907 — 1985)
Только с Вами. Только шепотом…
Все помню — без воспоминаний...
Когда-то были мы — и бедняки…

Н. Берберова (р.1901)
Сложить у ног твоих весь этот страшный мир…
Я остаюсь

Читает Маргарита Терехова

Б. Поплавский (1903 – 1935)
Роза смерти

B. Смоленский (?)
Мост
Читает Эдуард Марцевич

Сторона 2

Ю. Одарченко (1890 – 1960)
Стоит в аптеке два шара…

Б. Нарциссов (1906 — после 1966)
Паук
Угар
в этой да не чертей плодили…

А. Штейгер (1907 - 1944)
Нет в этой жизни тягостней минут…

И. Чиннов ( р. 1909)
Я помню пшеницу, ронявшую зерна…
О Воркуте, о Венгрии (…о чем?)…
Эта нежная линии счастья…

И Моршен (р. 1917)
Как круги на воде...
Ночь на взморье

А. Величковский (?)
Куда не ступит человек…

Ю. Иваск (1907 – 1987)
Сосны

И. Елагин (1918 – 1987)
Знаю, не убьёт меня злодей…
И решаю вопрос большой…
Нежность, видно, родилась заикой…
Странно и нежданно…


Наряду с прозой, балетом, драматическим и изобразительным ис¬кусством, поэзия — одна из наиболее значительных частей художественной культуры русского запада, шире — русского зарубежья, ибо представители русской культуры были и есть и на Дальнем и на Ближнем Востоке, и даже в Африке и а Австралии.
Конечно, после революции большая часть поэтов осталась в России и разделила с ней ее трагедию и драму. Но даже если взять только первую волну эмиграции (приблизительно до 1927 года), то уже к ней будет относиться большое число крупных поэтических имен: II. И. Минский, К. Льдов, В. Иванов, К. Бальмонт, Д. Мережковскии, 3. Гиппиус, И. Бунин, Саша Черный, Дон-Аминадо, П. Потемкин, В. Ходасевич, Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп, Д. Бурлюк, И. Северянин. М. Цветаева... Уже за рубежом засветятся литературные имена В. Набокова, Н. Берберовой, И. Одоевцевой. А. Несмелова, А. Присмановой, В. Лебедева, В. Смоленского, Б. Поплавского, Л. Червинской и многих других. Только до нас их свет, как от далеких звезд, начинает доходить лишь сейчас.
Одни оказались за границей еще до революции, другие бежали от ее ужасов, третьи (например. Северянин в Эстонии) были отрезаны послевоенными границами 1918 года, четвертые, как М. Цветаева, уезжали для воссоединении семьи, пятые были депортированы... Большая группа писателей до 1924 года находилась с советскими паспортами в Берлине (недаром В. Ходасевич назвал его «мачехой российских городов»), но не все захотели или смогли вернуться, как А. Белый. И. Эренбург или А. Толстой. Против некоторых а СССР началась клеветническая кампания. Ходасевичу, например, не пролонгировали за границей паспорт в декабре 1924 года, а ехать в СССР для прохождения унизительной проверки на лояльность и опровержения нелепых обвинений своих бывших учеников-пролеткультовцев он отказался. А потом, была вторая волна эмиграции (и 1939 — 1945 гг.), которая в литературном плане слилась с русской молодежью зарубежья — с теми, кого увезли детьми или родили уже за границей: А. Штейгер, Б. Нарциссов, И. Кнорринг, И. Чиннов, О. Анстей, И. Елагин, Н. Моршен и др. К 1950 году в большинстве своем они окажутся в США. А потом еще — в застойные 1970-е годы третья волна И. Коржавин. Д. Бобышев, Ю. Кублановский и др.), блещущая нобелевским блеском поэзии И. Бродского.
Хотя уже к концу 1920-х годов количество русских за пределами России исчислялись несколькими миллионами и жили они большими колониями (например, свыше 400 тысяч человек а Шанхае и в Париже), писателей-эмигрантов уже в первые годы охватил страх невозможности длительного самостоятельного существования литературы вне родины (прецеденты Овидия, Данте. Мицкевича, Гейне, Тютчева, Тургенева, Герцена, почти всей немецкой литературы после 1933 года не утешали и не убеждали их). Они не верили, что им удастся вдали от основной массы соотечественников сохранить и развить родную речь, что можно, не видя постоянно быта и природы родной страны, писать на равных с поэтами России. Отсюда их установка на сохранение традиций чистоты и ясности языка классической литературы, что как культурное достояние можно было бы передать новым поколениям в случае политических перемен. Ах, если бы они знали, что до этих перемен доживут только единицы! В то время как в России творили новый язык Маяковский,. имажинисты, конструктивисты и прочие провинциальные новаторы, даже молодые поэты-эмигранты писали традиционными раз¬мерами, используя из новых форм только метры, введенные их кумиром — трагически погибшим в 1921 году И. Гумилевым. Особняком стояла М. Цветаева с её усложненным синтаксисом и звуковыми экспериментами. И это, наряду с чуждой русскому зарубежью индивидуально-личностной тематикой, трудным характером, а также особым политическим положением вследствие работы мужа в «Союзе возвращения на родину» и его связи с советской разведкой, делало её существование в литературной среде все более и более невыносимым.

Тематика стихов русских зарубежных поэтов может показаться узкой. Конечно, очень много стихов о России, её прошлом и настоящем, о тоски по родине, по русской природе, обычаям. Не меньше стихов о безрадостной жизни на чужбине (для большинства она мало отличалась от жизни социальных низов Берлина. Парижа. Шанхая или Нью-Йорка), об одиночестве, о безбытничестве, отчаянии, безумье. В стихах поэтов может попасться один и тот же навязчивый, бредовый образ, например, белой лошади. Это уже не апокалипсический «конь предвестник смерти, прошедший по стихам символистов, и не белый конь - символ белой гвардии, а белая кобылa — знак бедной, нищей эмигрантской жизни, знак беды. Поэтам старшего поколении, не утратившим традиционной веры и находившим в ней силы духа, не раз приходилось обращаться к отчаявшимся с призывом сохранять престиж жизни, веру в её божественный смысл. Казалось бы, в том положении, которое они избрали или в котором оказались, можно было вы ожидать обилие политических, гражданских стихов ( на что, кстати, рассчитывали некоторые политики и тенденциозные политики). Между тем поэзия русского зарубежья, независимо от демократических, монархических или иных убеждений её творцов, по преимуществу, поэзия глубоко личная, интимная. По наблюдениям критиков (а наиболее известные из них — Г. Адамович, Ю. Терапиано, Ю. Иваск, . Струве), «лица необщее выраженье» русская зарубежная муза приобрела благодаря таким чертам, как приглушенность тона, антидекларативность, стремление высказать «свое главное» простои точно, тревога за судьбу человека в корыстном, технизированном, жестоком, скоростном мире, мечта о возможном братском отношении, о милосердии, о любви, о поиске утраченного или нового Бога... В грустной тишине еще слышнее был «сердца непонятный стук» (Н. Оцуп), без семьи народной еще тяжелей был разрыв родственных, дружеских и любовных уз, «гордый опыт бездомности»
(Л. Червинская).

Это не значит, конечно, что русские зарубежные поэты были в стороне от политической жизни России и Европы. И. Елагин, например, вторя Мандельштаму («За гремучую доблесть грядущих веков»»), писал о том, что человек стая жертвой преступных социальных идей («Знаю, не убьет меня злодей...»). И. Чинное в стихотворении «О Воркуте, о Венгрии ( — о чем?)...», как бы отвечая на недоуменный вопрос, решительно сравнил по бесчеловечности преступления фашизма, сталинизма и американской военщины. А. Н. Берберова, не обольщенная в недолгой и ненадежной хрущевской «оттепелью», писала соблазненным на родину: «А вы продолжайте бодрым маршем шагать повзводно, козыряя старшим» (в стихотворении «Я остаюсь»).
Рождение поэта — чудо. Рождение поэта на чужбине — чудо вдвойне. Как жизнь без воздуха и пищи. Самый крупный поэт «русского Ки¬тая» А. Несмелов сравнил свою колонию с затонувшим судном. Но новый поэт не только возник и выжил, но и отстоял свою творческую независимость. Отвергая приписывавшуюся ему участь подражателя советской поэзии 1920-х годов, он писал:

Образ рабский, низколобый
Отрыгнет поэт, отринет,
Несгибаемые души
Не снижают свой полет.
Но поэтом быть попробуй
В затонувшей субмарине,
Где печать свою удушье
На уста тебе кладет.

Поэты диаспоры за много десятков лет могли культурно ассимили¬роваться, перейдя на иной язык, подобно В. Набокову (в прозе) или В. Перелешину, и служить другому. пароду. Однако в целом русская зарубежная поэзия не только выжила, но и возвращается, на .родину, обогащенная опытом зарубежной поэзии. Так, Г. Иваном, В. Смоленский и Б. Поплавский явно испытали влияние немецкого экспрессионизма, а И. Елагин — американской поэзии. возможно, кое-что из поэзии рус¬ского зарубежья доходило до советских поэтов и раньше. .Во всяком случае в советской послевоенном поэзии можно услышать тихую, человечную, милосердную интонацию в исповедально-искренних стихах поздних Заболоцкого и Пастернака, в стихах В. Соколова, Е. Винокурова и А. Кушнера. Но подлинный синтез, слияние всех течений русской поэзии XX века еще впереди, когда до читателей и поэтов дойдут все лучшие образцы как потаенной советской, так и русской зарубежной лирики.
«Последний поэт России»,каким он считал себя. Георгий Иванов писал в «Дневника»: «Вернуться в Россию стихами.», т. е. — хотя бы стихами. Та же мечта в другом стихотворении. «Я вернусь –отраженьем — в Потерянном мире». Сейчас уже многие русские зарубежные поэты вернулись к нам не знающем границ отраженьем поэтического неба. И пусть, в их стихах немало трагизма горечи, отчаянья, убийственной самоиронии, а, иногда даже в беспощадной отповеди доб¬ровольному изгнанничеству (несмотря на «письма от мертвых друзей» из России и страшные слухи, расползающиеся адовыми кругами). Поэзию обогащают любые истинные чувства. Как писал Игорь Чиннов.