Юрьев Ю. - Творческий портрет. Юрий Юрьев - (исп.: Ю.Юрьев, О.Лебзак, Н.Рашевская, В.Воронов), (Зап.: 1937, 1946, 1947 гг.)
Вашему вниманию аудиозапись с пластинки из серии «Выдающиеся мастера ленинградской сцены»
- (1) - Горе от ума (А. Грибоедов) - монолог Чацкого;
- (2) - Маскарад (М. Лермонтов) - три монолога Арбенина из 1-го действия;
- (3) - Отелло (В. Шекспир) - сцена из 5-го действия (Отелло - Ю. Юрьев, Дездемона - О. Лебзак, Эмилия - Н. Рашевская):
- (4) - Эгмонт (И. В. Гете) - монолог Эгмонта;
- (5) - Лес (А. Островский) - сцена из 2-го действия (Несчастливцев - В. Воронов), монологи Несчастливцева из 5-го действия;
- (6) - Без вины виноватые (А. Островский) - сцена из радиоспектакля (Муров - Ю. Юрьев, Кручинина - Н. Рашевская);
- (7) - Я памятник себе воздвиг нерукотворный (А. Пушкин).
Юрий Михайлович Юрьев (3 (15) января 1872г., сельцо Поняки, Калязинский уезд, Тверская губ., - 13 марта 1948г., г. Ленинград) - русский и советский актёр, мастер художественного слова (чтец), театральный педагог. Народный артист СССР (1939). Лауреат Сталинской премии I степени (1943). Кавалер ордена Ленина (1947). Доктор искусствоведения (1947).
Иллюстрации:
Ю.Юрьев
P. S.:
Народный артист СССР Юрий Михайлович Юрьев прожил долгую, значительную и удивительно цельную жизнь. Еще будучи учеником Драматических курсов при московском Малом театре, он в 1892 году дебютировал на его прославленной сцене, был удостоен чести играть в одном спектакле с великими М. H. Ермоловой и Г. Н. Федотовой, со своими учителями А. И. Южиным и А.П. Ленским. Сперва как зритель, потом как начинающий артист он был воспитан гражданственным искусством «второго Московского университета» и навсегда усвоил представление о высокой миссии театра. Казалось, сама природа предназначила Юрьева для героико-романтических ролей: великолепная фигура, лицо античного героя, красивый звучный голос, пылкий темперамент. Ему прочили заметное место на московской сцене. Но приказом дирекции Императорских театров молодой актер был переведен в столичный Александрийский театр. «Петербург вообще не верил в романтику... Петербург, отражавший в своем чиновничьем населении солнечную игру трона, был насквозь пропитан нигилизмом, скепсисом, иронией опустошенных душ». - писал видный критик А. Р. Кугель. Здесь нужен был совсем иной душевный настрой актёра, совсем иная манера игры. Все то, чему Юрьев научился в Малом театре, не годилось для основного репертуара Александринки, театра скорее псевдосовременного, нежели современного. «Наш классический мальчик», - называла Юрьева ироничная М. Г. Савина. «Классический мальчик» постепенно научился играть современных молодых людей, а «для души» готовил роли Ромео, Гамлета, Чацкого, Дон Карлоса и продолжал упорно оттачивать мастерство. «Работать, работать, работать» - навсегда стало его девизом. Со временем Юрьев завоевал признание петербургской публики и прессы, и даже корифеи труппы - М. Г. Савина, В. H. Давыдов, К. А. Варламов - приняли его как равного. Теперь при составлении репертуара стали учитывать его творческие возможности и интересы. Он играл Чацкого. Ромео, еврипидовского Ипполита, Фауста. Фердинанда в драме Шиллера «Коварство и любовь». И все же артист не испытывал полного творческого удовлетворения. Много лет спустя Юрьев напишет: «Я боюсь на сцене слова «правда», так как зачастую его трактуют совершенно произвольно, называя правдой дословно воспроизведенные разговоры, точную фотографию быта. А на сцене нужно добиваться истины, правды идеи, а не только правды частного факта». Именно неприятие Юрьевым «правды частного факта» как цели искусства и «точной фотографии быта» как стиля спектакля сделало его на определенном этапе горячим сторонником одного из крупнейших режиссеров-реформаторов В. Э. Мейерхольда. Приглашение Мейерхольда в Александрийский театр вызвало у большинства актеров недоумение. Его поиски новой выразительности казались экстравагантными и чуждыми привычному бытовому и психологическому реализму Александринки. Юрьев же был в восторге от режиссуры Мейерхольда. Их первой совместной работой стал «Дон Жуан» Мольера. Мейерхольд требовал от актеров предельной точности, легкости и непринужденности жестов, изящества поз, четкости и музыкальности речи. Он создал для Юрьева сложнейшую партитуру движений, почти балетную партию. В пышной, золотой раме версальского придворного спектакля, при ярком и неверном блеске живого пламени свеч, меняя разноцветные парики и непрерывно изменяясь сам. Дон Жуан - Юрьев порхал как яркая экзотическая бабочка. « Но красота спектакля не была самодовлеющей. За обольстительной внешностью Жуана скрывалась холодная жестокость и пустота, а его непрерывный танец производил впечатление «танца на краю пропасти». В 1918 году, он на собственные средства открыл в помещении цирка Театр Трагедии, где поставил «Макбет», «Царь Эдип» и др. Юрьев вернулся в Академический театр драмы(так теперь называлась бывшая Александринка), чтобы возглавить его художественную часть Свою работу на этом посту он расценивал как «попытку пробить некоторую брешь в вековых стенах нашего театра» Он прилагал огромные усилия к появлению на академической сцене советских пьес. Но при этом очень строго относился к их художественному уровню. В Академической драме шли «Мандат» H. Эрдмана, «Виринея» Л. Сейфуллиной, «Конец Криворыльска» Б. Ромашова. «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова - будущая классика советского театра Юрьев пригласил в академический театр молодых режиссеров и художников, которые придерживались новых стилистических принципов. Наконец, он организовал при театре школу-студию. В начале 1920-х гг., когда многочисленными театральными студиями и мастерскими овладел пафос ниспровержения старого искусства. Юрьев стремился внушить своим ученикам уважение к славным традициям прошлого, привить им общую культуру. Он учил молодых актеров тому, что блистательно умел сам. «Когда актер оснащен техникой, он при изучении роли может не думать о ней и уходить вглубь, в сердцевину образа, отыскивать в нем новые и новые грани... Прежде чем играть на каком-либо инструменте, надо этот инструмент настроить. Если даже виртуоз станет играть на разбитом рояле, получится какофония». - говорил Юрьев ученикам. Его инструмент был настроен великолепно. Пример тому - одно из самых мастерских созданий Юрьева, финальный монолог Эгмонта из трагедии Гете «Эгмонт» с музыкой Бетховена. Артист добивался поразительного интонационного и ритмического единства текста и музыки, создавал мощный героический образ. С чтением монолога Эгмонта Юрьев часто выступал в годы Великой Отечественной войны. Юрьев был выдающимся исполнителем героико-романтического репер¬туара. Но его творческие интересы отличались необычайной широтой. Рядом с Арбениным, Чацким. Фердинандом, Макбетом среда его коронных ролей стояли Глумов, Кречинский. Несчастливцев. Кроме того, он разучивал роли, противоположные его актерским данным: царя Федора Иоанновича, Мишкина, чеховского Иванова. Он один-два раза играл их на гастролях, а потом, основываясь на собственном опыте, анализировал с учениками. С возрастом круг ролей Юрьева неизбежно сужался. Но его творческая анергия была неиссякаема. В 72 года он заново сыграл Отелло в спектакле, поставленном Г. М. Козинцевым. В сезоне 1946/47 года он несколько раз выступал с концертным исполнением «Маскарада» на сцене Большого зала Ленинградской филармонии. За год до смерти на Ленинградском радио он записался в абсолютно новой для себя роли - Мурова в «Без вины виноватых» А. Н. Островского, где одним только голосом создал реальный до зримости образ. Буквально до последних дней жизни он работал над своими «Записками», ценнейшей книгой по истории русского театра с 80-х годов прошлого века до первых послереволюционных лет. Начал большой научный труд «Русская школа актерского искусства». После войны вернулся к педагогической деятельности, много времени уделяя и общественной работе. Все записи, вошедшие в данную пластинку. осуществлены Ю. M. Юрьевым с 1937 по 1947 год. Это фрагменты его лучших спектаклей в концертные номера. Монолог Чацкого записан Юрьевым на склоне лет. Голос артиста выдает его возраст. Понимая это. Юрьев не пытается играть пылкого юношу, а стремится как можно точнее передать душевное состояние своего героя. Он показывает, как он играл Чацкого. Коронная роль Юрьева - Арбенин - представлена тремя монологами. Юрьев считал монологи самыми главными моментами любой классической пьесы. Во время монолога герой как бы остается один на один со зрителем. Здесь не может быть ничего лишнего, случайного. Все продумано и взвешено до мелочей, все служит наиболее полному раскрытию чувств и мыслей героя. Отрывая из комедия! А Н.Островского «Лес» показывает артиста совершенно в другом качестве. Юрьев играет провинциального трагика Несчастливцева, с мягким юмором и глубоким сочувствием. Самые ранние записи - монолог Эгмонта и пушкинский «Памятник» - дошли до нас на старых патефонных пластинках. Несмотря на их несовершенство они представляют особый интерес, так как доносят до слушателя голос и манеру артиста в расцвете творческих сил. - Л. Мочалова -
- (1) - Горе от ума (А. Грибоедов) - монолог Чацкого;
- (2) - Маскарад (М. Лермонтов) - три монолога Арбенина из 1-го действия;
- (3) - Отелло (В. Шекспир) - сцена из 5-го действия (Отелло - Ю. Юрьев, Дездемона - О. Лебзак, Эмилия - Н. Рашевская):
- (4) - Эгмонт (И. В. Гете) - монолог Эгмонта;
- (5) - Лес (А. Островский) - сцена из 2-го действия (Несчастливцев - В. Воронов), монологи Несчастливцева из 5-го действия;
- (6) - Без вины виноватые (А. Островский) - сцена из радиоспектакля (Муров - Ю. Юрьев, Кручинина - Н. Рашевская);
- (7) - Я памятник себе воздвиг нерукотворный (А. Пушкин).
Юрий Михайлович Юрьев (3 (15) января 1872г., сельцо Поняки, Калязинский уезд, Тверская губ., - 13 марта 1948г., г. Ленинград) - русский и советский актёр, мастер художественного слова (чтец), театральный педагог. Народный артист СССР (1939). Лауреат Сталинской премии I степени (1943). Кавалер ордена Ленина (1947). Доктор искусствоведения (1947).
Иллюстрации:
Ю.Юрьев
P. S.:
Народный артист СССР Юрий Михайлович Юрьев прожил долгую, значительную и удивительно цельную жизнь. Еще будучи учеником Драматических курсов при московском Малом театре, он в 1892 году дебютировал на его прославленной сцене, был удостоен чести играть в одном спектакле с великими М. H. Ермоловой и Г. Н. Федотовой, со своими учителями А. И. Южиным и А.П. Ленским. Сперва как зритель, потом как начинающий артист он был воспитан гражданственным искусством «второго Московского университета» и навсегда усвоил представление о высокой миссии театра. Казалось, сама природа предназначила Юрьева для героико-романтических ролей: великолепная фигура, лицо античного героя, красивый звучный голос, пылкий темперамент. Ему прочили заметное место на московской сцене. Но приказом дирекции Императорских театров молодой актер был переведен в столичный Александрийский театр. «Петербург вообще не верил в романтику... Петербург, отражавший в своем чиновничьем населении солнечную игру трона, был насквозь пропитан нигилизмом, скепсисом, иронией опустошенных душ». - писал видный критик А. Р. Кугель. Здесь нужен был совсем иной душевный настрой актёра, совсем иная манера игры. Все то, чему Юрьев научился в Малом театре, не годилось для основного репертуара Александринки, театра скорее псевдосовременного, нежели современного. «Наш классический мальчик», - называла Юрьева ироничная М. Г. Савина. «Классический мальчик» постепенно научился играть современных молодых людей, а «для души» готовил роли Ромео, Гамлета, Чацкого, Дон Карлоса и продолжал упорно оттачивать мастерство. «Работать, работать, работать» - навсегда стало его девизом. Со временем Юрьев завоевал признание петербургской публики и прессы, и даже корифеи труппы - М. Г. Савина, В. H. Давыдов, К. А. Варламов - приняли его как равного. Теперь при составлении репертуара стали учитывать его творческие возможности и интересы. Он играл Чацкого. Ромео, еврипидовского Ипполита, Фауста. Фердинанда в драме Шиллера «Коварство и любовь». И все же артист не испытывал полного творческого удовлетворения. Много лет спустя Юрьев напишет: «Я боюсь на сцене слова «правда», так как зачастую его трактуют совершенно произвольно, называя правдой дословно воспроизведенные разговоры, точную фотографию быта. А на сцене нужно добиваться истины, правды идеи, а не только правды частного факта». Именно неприятие Юрьевым «правды частного факта» как цели искусства и «точной фотографии быта» как стиля спектакля сделало его на определенном этапе горячим сторонником одного из крупнейших режиссеров-реформаторов В. Э. Мейерхольда. Приглашение Мейерхольда в Александрийский театр вызвало у большинства актеров недоумение. Его поиски новой выразительности казались экстравагантными и чуждыми привычному бытовому и психологическому реализму Александринки. Юрьев же был в восторге от режиссуры Мейерхольда. Их первой совместной работой стал «Дон Жуан» Мольера. Мейерхольд требовал от актеров предельной точности, легкости и непринужденности жестов, изящества поз, четкости и музыкальности речи. Он создал для Юрьева сложнейшую партитуру движений, почти балетную партию. В пышной, золотой раме версальского придворного спектакля, при ярком и неверном блеске живого пламени свеч, меняя разноцветные парики и непрерывно изменяясь сам. Дон Жуан - Юрьев порхал как яркая экзотическая бабочка. « Но красота спектакля не была самодовлеющей. За обольстительной внешностью Жуана скрывалась холодная жестокость и пустота, а его непрерывный танец производил впечатление «танца на краю пропасти». В 1918 году, он на собственные средства открыл в помещении цирка Театр Трагедии, где поставил «Макбет», «Царь Эдип» и др. Юрьев вернулся в Академический театр драмы(так теперь называлась бывшая Александринка), чтобы возглавить его художественную часть Свою работу на этом посту он расценивал как «попытку пробить некоторую брешь в вековых стенах нашего театра» Он прилагал огромные усилия к появлению на академической сцене советских пьес. Но при этом очень строго относился к их художественному уровню. В Академической драме шли «Мандат» H. Эрдмана, «Виринея» Л. Сейфуллиной, «Конец Криворыльска» Б. Ромашова. «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова - будущая классика советского театра Юрьев пригласил в академический театр молодых режиссеров и художников, которые придерживались новых стилистических принципов. Наконец, он организовал при театре школу-студию. В начале 1920-х гг., когда многочисленными театральными студиями и мастерскими овладел пафос ниспровержения старого искусства. Юрьев стремился внушить своим ученикам уважение к славным традициям прошлого, привить им общую культуру. Он учил молодых актеров тому, что блистательно умел сам. «Когда актер оснащен техникой, он при изучении роли может не думать о ней и уходить вглубь, в сердцевину образа, отыскивать в нем новые и новые грани... Прежде чем играть на каком-либо инструменте, надо этот инструмент настроить. Если даже виртуоз станет играть на разбитом рояле, получится какофония». - говорил Юрьев ученикам. Его инструмент был настроен великолепно. Пример тому - одно из самых мастерских созданий Юрьева, финальный монолог Эгмонта из трагедии Гете «Эгмонт» с музыкой Бетховена. Артист добивался поразительного интонационного и ритмического единства текста и музыки, создавал мощный героический образ. С чтением монолога Эгмонта Юрьев часто выступал в годы Великой Отечественной войны. Юрьев был выдающимся исполнителем героико-романтического репер¬туара. Но его творческие интересы отличались необычайной широтой. Рядом с Арбениным, Чацким. Фердинандом, Макбетом среда его коронных ролей стояли Глумов, Кречинский. Несчастливцев. Кроме того, он разучивал роли, противоположные его актерским данным: царя Федора Иоанновича, Мишкина, чеховского Иванова. Он один-два раза играл их на гастролях, а потом, основываясь на собственном опыте, анализировал с учениками. С возрастом круг ролей Юрьева неизбежно сужался. Но его творческая анергия была неиссякаема. В 72 года он заново сыграл Отелло в спектакле, поставленном Г. М. Козинцевым. В сезоне 1946/47 года он несколько раз выступал с концертным исполнением «Маскарада» на сцене Большого зала Ленинградской филармонии. За год до смерти на Ленинградском радио он записался в абсолютно новой для себя роли - Мурова в «Без вины виноватых» А. Н. Островского, где одним только голосом создал реальный до зримости образ. Буквально до последних дней жизни он работал над своими «Записками», ценнейшей книгой по истории русского театра с 80-х годов прошлого века до первых послереволюционных лет. Начал большой научный труд «Русская школа актерского искусства». После войны вернулся к педагогической деятельности, много времени уделяя и общественной работе. Все записи, вошедшие в данную пластинку. осуществлены Ю. M. Юрьевым с 1937 по 1947 год. Это фрагменты его лучших спектаклей в концертные номера. Монолог Чацкого записан Юрьевым на склоне лет. Голос артиста выдает его возраст. Понимая это. Юрьев не пытается играть пылкого юношу, а стремится как можно точнее передать душевное состояние своего героя. Он показывает, как он играл Чацкого. Коронная роль Юрьева - Арбенин - представлена тремя монологами. Юрьев считал монологи самыми главными моментами любой классической пьесы. Во время монолога герой как бы остается один на один со зрителем. Здесь не может быть ничего лишнего, случайного. Все продумано и взвешено до мелочей, все служит наиболее полному раскрытию чувств и мыслей героя. Отрывая из комедия! А Н.Островского «Лес» показывает артиста совершенно в другом качестве. Юрьев играет провинциального трагика Несчастливцева, с мягким юмором и глубоким сочувствием. Самые ранние записи - монолог Эгмонта и пушкинский «Памятник» - дошли до нас на старых патефонных пластинках. Несмотря на их несовершенство они представляют особый интерес, так как доносят до слушателя голос и манеру артиста в расцвете творческих сил. - Л. Мочалова -
 |
 |
 |
 |
|
 |
   |
|
|
|
 |
|
|
|
|
 |
|
|
|
|
